Проблемы с органами опеки
Оглавление:
Деятельность органов опеки и попечительства муниципального образования
Социологические науки
- ДЕТИ
- ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ
- ОПЕКА И ПОПЕЧИТЕЛЬСТВО
- Об опеке и попечительстве [Текст]: Федеральный закон от 24 апреля 2008 г., № 48 – ФЗ.
- ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ОПЕКИ И ПОПЕЧИТЕЛЬСТВА Хайретдинова Ю.С., Хатмуллина Л.Р. В сборнике: АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ Сборник статей Международной научно-практической конференции. НАУЧНЫЙ ЦЕНТР «АЭТЕРНА». г. Уфа, Россия, 2014. С. 263-265.
- ИНФОРМАТИЗАЦИЯ ОРГАНОВ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ Сафаров Р.Р., Шапошникова Р.Р. Экономика и социум. 2014. № 3-3 (12). С. 219-221.
- ИНФОРМАЦИОННАЯ ПОЛИТИКА ОРГАНОВ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ РЕСПУБЛИКИ БАШКОРТОСТАН: ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ РЕШЕНИЯ Гарифуллина А.Ф. В сборнике: Состояние, проблемы и перспективы развития АПК Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 80-летию ФГОУ ВПО Башкирский ГАУ. Министерство сельского хозяйства РФ, Министерство сельского хозяйства РБ, Башкирский государственный аграрный университет. 2010. С. 187-189.
- ПРОБЛЕМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ОПЕКИ И ПОПЕЧИТЕЛЬСТВА Ханнанова Т.Р., Хатмуллина Л.Р., Галеева Г.М. Экономика и социум. 2014. № 4-5 (13). С. 129-131.
- Провести проверку по изложенным в настоящем обращении фактам выявить нарушение законодательства и привлечь виновных к ответственности.
- Дать указание о прекращении описанной выше практики как в части использования «повесток», так и в части вызова граждан на заседания подобных совещательных органов.
- Дать указание о разъяснении гражданам совещательного характера деятельности подобного рода комиссий, если граждане принимают участие в их работе.
- Ответить мне по существу всех поставленных в настоящем обращении вопросов в установленные законом сроки и порядке.
Похожие материалы
Органы опеки и попечительства (ООП) — это субъекты исполнительной власти регионов РФ, которые непосредственно занимаются вопросами установления, реализации или окончания опеки и попечительства. Деятельность данных структур, касающаяся помощи в получении образования, социальных и медицинских услуг, подбора и информирования граждан, которые изъявили желание быть опекунами и попечителями, выполняется во взаимодействии с другими структурами исполнительной власти.
В настоящее время актуален вопрос работы отдела опеки и попечительства, поскольку целью работы данного отдела является осуществление единой государственной политики в области несовершеннолетних и осуществления социально–правовой защиты детей–сирот и детей, оставшихся без попечения родителей на территории муниципального образования.
Наиболее распространенной формой устройства детей на воспитание в семью является опека и попечительство. Данная форма устройства позволяет, с одной стороны, устроить ребенка таким образом, чтобы он был наиболее приближенным к проживанию в семье, с другой стороны, – обеспечить контроль за соблюдением прав и интересов ребенка [3].
Основные задачи деятельности отдела опеки, попечительства– это защита прав и законных интересов граждан, нуждающихся в установлении над ними опеки или попечительства, и граждан, находящихся под опекой или попечительством, надзор за деятельностью опекунов и попечителей, контроль за сохранностью имущества и управлением имуществом граждан, находящихся под опекой или попечительством либо помещенных под надзор в образовательные организации и иные организации, в том числе для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей [1].
Органы опеки имеют законное право на представлять интересы несовершеннолетних либо лиц с ограниченной дееспособностью в случаях, когда действия опекунов противоречат либо букве закона, либо самим интересам защищаемых лиц. Основная обязанность органов опеки и попечительства – защита подопечного как в физическом, так и в социальном и имущественном смысле со всей объективностью и справедливостью.
Работа в области защиты прав несовершеннолетних многопланова, ее объем постоянно увеличивается. На специалистов по охране и защите прав детей возложены самые сложные участки работы: это выявление детей, оставшихся без попечения родителей, учет и устройство их в семьи граждан, в государственные детские учреждения, контроль за рынком жилья, собственниками которого являются несовершеннолетние, трудоустройство детей, участие в судебных заседаниях по защите прав несовершеннолетних, оставшихся без попечения родителей и целый ряд других вопросов. Данные проблемы затрагивались в трудах многих российских ученых [2,5].
В целях содействия восстановлению нарушенных прав, свобод и законных интересов ребенка органами опеки и попечительства ведется прием граждан, рассматриваются письменные и устные обращения. Работа с обращениями и жалобами позволяет выявлять наиболее типичные нарушения прав детей, что ложится в основу аналитической работы и практической деятельности отдела опеки и попечительства, направленной на защиту прав и законных интересов детей.
Профилактика социального сиротства является одной из острых проблем. Очевидно, что наиболее благоприятным для ребенка является сохранение его кровной семьи, однако это не всегда возможно. В связи с этим важной частью работы специалистов органов опеки и попечительства и комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав является проведение профилактической работы с родителями, направленной на возвращение их к нормальному образу жизни и изменении отношения к ребенку. Поэтому специалисты по охране прав детей тесно взаимодействуют с учреждениями образования, здравоохранения, органами исполнительной власти, социальной защиты населения, органами правопорядка и именно благодаря специалистам этих служб орган опеки и попечительства имеет возможность своевременно выявить и оказать помощь ребенку, который в ней нуждается, а также попытаться предотвратить попадание этого ребенка в категорию социальных сирот.
Одним из направления развития деятельности органов опеки и попечительства является применение современных информационных технологий.
Основной целью применения информационных технологий в деятельности органов государственной и муниципальной властей является повышение эффективности, информационной открытости и прозрачности механизмов государственного управления, формирование электронного правительства, ориентированного на предоставление услуг гражданам и организациям и опирающегося на возрастающую роль информации и информационных технологий в общественной жизни [4].
В настоящее время отработана схема взаимодействия по работе с семьями и детьми, находящимися в трудной жизненной ситуации. В том числе и информационное взаимодействие. Проблематикой информационного взаимодействия органов власти занимались также ряд российских исследователей [3,4].
Специалисты по охране прав детства, в свою очередь, выезжают на акт обследования жилищно-бытовых условий несовершеннолетних, проводят профилактические беседы с родителями, в случае необходимости дают рекомендации по трудоустройству и лечению от алкоголизма и наркомании.
Таким образом, деятельность отделов опеки, попечительства и медицинского обслуживания осуществляется в соответствии с его функциями и задачами.
Список литературы
Сетевое издание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор), свидетельство о регистрации СМИ — ЭЛ № ФС77-41429 от 23.07.2010 г.
Соучредители СМИ: Долганов А.А., Майоров Е.В.
novainfo.ru
Библиотека адвоката Жарова
То, что юрист по семейному и детскому (ювенальному) праву собирал много лет
Category: Органам опеки (page 1 of 11)
Открытое письмо в ДТСЗН города Москвы: прекратить незаконную практику!
Заместителю руководителя Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы Дзугаевой А. З.
(Басманная Новая ул., 10 стр. 1, Москва, 107078)
от адвоката Жарова Антона Алексеевича (Петровский переулок, 5 строение 5, Москва, 107031)
Уважаемая Алла Зауровна!
Прошу вас экстренно вмешаться и прекратить незаконную практику действий, складывающуюся в ОСЗН Савеловского района города Москвы.
Так, сотрудники этого органа опеки направляют (выдают) гражданам, обратившимся с просьбой выдать заключение о возможности быть усыновителем, «повестки» с указанием на необходимость явиться на заседание Комиссии по защите прав и законных интересов подопечных.
При этом на словах сообщается, что «департамент ввёл новые правила» и явка на данную комиссию является «обязательной».
Не возражая против права начальника ОСЗН создавать при себе любые совещательные органы (а данная комиссия, как следует из соответствующего Положения, совещательный орган) нельзя не отметить следующее.
1. Гражданину должно быть ясно и недвусмысленно разъяснено, на каком основании его «вызывают» на данную комиссию, а также её правовой статус. Учитывая, что ни орган опеки, ни его сотрудники, ни, тем более, эта «комиссия» не обладают правами по вызову (обязанию явки) граждан без таких разъяснений, а, тем более, с неправильными (чтобы не сказать, лживыми) пояснениями об обязательности явки. Это вводит граждан в заблуждение об их правах и обязанностях при рассмотрении их вопроса на данной комиссии.
2. Вызывает большой вопрос, правомочно ли возлагать на данную комиссию решение вопроса о выдаче заключения о возможности быть усыновителем.
Законом не предусмотрено никаких иных обязательных действий гражданина для выдачи ему заключения о возможности быть усыновителем (как и опекуном), помимо подачи в орган опеки определённого набора документов (известные вам постановления Правительства РФ №№ 275 и 423).
Создание у граждан впечатления о том, что для решения данного вопроса необходимо ещё и очное участие в какой-то комиссии, очевидно, не является правильным. Тем более, если данное требование (прибыть на комиссию) даётся со ссылкой на «указание департамента».
3. Сама по себе форма вызова гражданина куда-либо в виде «повестки» подразумевает, как минимум, правовые основания для такого требования. Законом предусмотрены повестки в суд, к следователю, в военкомат, к прокурору и т.п. Вызов в орган опеки в виде «повестки» законом не предусмотрен, и создаёт у граждан ошибочное понимание правовой сути взаимоотношений гражданина, желающего стать усыновителем (или опекуном), и органа опеки.
Ниже — копия такой вот «повестки», оформленная в ОСЗН Савеловского района.
К сожалению, данное нарушение прав граждан не является уникальным. Более того, учитывая опыт обращающихся ко мне десятков граждан, можно говорить о повсеместном в Москве игнорировании требований законодательства об опеке и попечительстве как во время подготовки заключений о возможности быть опекунами или усыновителями, так и, например, при постановке на учёт подопечных из других регионов и назначении им выплат (многочисленные решения судов по этим вопросам опубликованы). Всё это, к сожалению, требует обращения к вам не только посредством почты, но и публично.
Прошу вас рассмотреть данные вопросы на уровне руководства департамента и предпринять исчерпывающие меры для недопущения нарушения законодательства в подведомственных организациях.
На возникающие вопросы готов оперативно ответить по телефону, электронной почте или лично.
Учитывая вышеизложенное, прошу :
Что делать, если действия сотрудников опеки явно незаконны? Какие действия ООП допустимы, а какие — нет? Попробуем разобраться на очень узком сегменте деятельности органа опеки: проверке жилищно-бытовых условия детей, находящихся под опекой и в приёмных семьях.
Проверки холодильников и шифоньеров: открывать или не стоит?
Органы опеки не вызывают у меня никаких эмоций. Хотя бы потому, что это – государственные органы, а значит, не имеют ни рта, ни рук, ни ног, ни сердца, ни даже пламенного мотора. Это — организации , а к организациям относится надо… никак. Сама по себе организация — ничто, фикция, функция.
А вот люди, которые в ней работают — они люди. И они бывают разные. В том числе, профессиональные, умные, добрые, талантливые, и вообще «на месте» в этой самой организации. А бывают — неумные, недобрые, непрофессиональные и т.п.
И если про первых мы готовы писать «ура», то другие вызывают не только «увы», но и раздражение…
Проблема в том, что раздражающую вас тётку из очереди в магазине вы можете просто обойти, а вот с идиотизмом конкретного сотрудника органа опеки часто приходится жить.
Сначала — нормативная база. Собственно, Правила проведения проверок (Постановление №423) . Я оставил лишь те пункты, которые касаются семей.
2. В целях осуществления надзора за деятельностью опекунов орган опеки и попечительства по месту жительства подопечного проводит плановые и внеплановые проверки условий жизни подопечных, соблюдения опекунами прав и законных интересов подопечных, обеспечения сохранности их имущества, а также выполнения опекунами требований к осуществлению своих прав и исполнению своих обязанностей (далее — проверки).
3. Плановые проверки проводятся уполномоченным специалистом органа опеки и попечительства на основании акта органа опеки и попечительства о проведении плановой проверки.
4. При помещении подопечного под опеку или попечительство плановая проверка проводится в виде посещения подопечного:
а) 1 раз в течение первого месяца после принятия органом опеки и попечительства решения о назначении опекуна;
б) 1 раз в 3 месяца в течение первого года после принятия органом опеки и попечительства решения о назначении опекуна;
в) 1 раз в 6 месяцев в течение второго года и последующих лет после принятия органом опеки и попечительства решения о назначении опекуна.
5. При проведении плановых и внеплановых проверок осуществляется оценка жилищно-бытовых условий подопечного, состояния его здоровья, внешнего вида и соблюдения гигиены, эмоционального и физического развития, навыков самообслуживания, отношений в семье, возможности семьи обеспечить потребности развития подопечного.
6. При поступлении от юридических и физических лиц устных или письменных обращений, содержащих сведения о неисполнении, ненадлежащем исполнении опекуном своих обязанностей либо о нарушении прав и законных интересов подопечного, орган опеки и попечительства вправе провести внеплановую проверку.
Внеплановая проверка проводится уполномоченным специалистом органа опеки и попечительства на основании акта органа опеки и попечительства о проведении внеплановой проверки.
8. По результатам проверки составляется акт проверки условий жизни подопечного, соблюдения опекуном прав и законных интересов подопечного, обеспечения сохранности его имущества, а также выполнения опекуном требований к осуществлению своих прав и исполнению своих обязанностей (далее — акт проверки условий жизни подопечного) по форме, устанавливаемой Министерством образования и науки Российской Федерации.
11. Акт проверки условий жизни подопечного оформляется в течение 10 дней со дня ее проведения, подписывается проводившим проверку уполномоченным специалистом органа опеки и попечительства и утверждается руководителем органа опеки и попечительства.
Акт проверки условий жизни подопечного оформляется в 2 экземплярах, один из которых направляется опекуну или в организацию для детей-сирот в течение 3 дней со дня утверждения акта, второй хранится в органе опеки и попечительства.
Акт проверки условий жизни подопечного может быть оспорен опекуном в судебном порядке.
А теперь — по порядку.
Каковы основания для проведения проверки?
Для проведения любой проверки нужен акт (читай: постановление, приказ и т.п.) органа опеки о проведении проверки. Если проверка плановая, то это может быть раз в год издаваемая бумага с графиком проверок, или даже строка в самом акте о назначении опекуна, где указывается что-то вроде: «проводить плановые проверки в сентябре и апреле каждого года».
Про внеплановую проверку нужно знать следующее. Во-первых, она не может быть назначена произвольно, сначала должно поступить «обращение» от гражданина или от организации. Устное или письменное — но оно должно быть. Во-вторых, для проведения внеплановой проверки нужно издавать отдельное постановление, приказ или иной акт органа опеки. Нет отдельного (!) постановления об этом — тогда происходящее является не проверкой, а чем угодно иным: женщины из опеки просто пришли в гости. Если постановление вам не показывают (не знакомят с ним, не дают прочитать, скопировать, сфотографировать), можете считать, что его нет, и просто не открывать дверь.
Должен ли предупреждать орган опеки о своём визите?
Нигде в законе такая обязанность не указана. Но, с другой стороны, принимать нежданных гостей в любое время дня и ночи вы тоже не обязаны. Необходимости открывать дверь незнакомым людям у вас нет.
Вместо этого вы можете предложить следующее: «Давайте я приду в орган опеки сегодня часа через два, и мы лично договоримся о времени визита. Ничего за два часа не изменится, так? » .
Если дело настолько плохо, что орган опеки готов вызывать полицию и ломать дверь, пусть ломает. Сломанная дверь — ерунда по сравнению с тем, что к вам просто войдут и заберут ребёнка.
Но в большинстве случаев сотрудники органа опеки заранее вам позвонят и договорятся о времени визита, ведь никто не хочет стоять и стучать в закрытую дверь.
А кто может прийти вместе с опекой на проверку?
В Правилах, что я цитировал выше указано, что проверка проводится « уполномоченным специалистом органа опеки и попечительства». И всё. Ну, может быть, двумя специалистами. Но — никем другим.
В вашу квартиру, конечно, может войти сотрудник полиции (если есть предусмотренные Законом «О полиции» основания) или вообще кто угодно, кого вы сами решите пустить.
Поэтому, если всё нормально, проверка проходит в плановом режиме, а пришедших Аллу Сергеевну и Наталью Филипповну вы знаете лично, то и вопросов не возникает. А если за дверью компания из непонятных людей, просите предъявить удостоверения. И в квартиру пропускайте только тех, кого вы сами готовы пригласить. Посторонних людей пускать нельзя. Только сотрудников опеки, и только тех, что пришли с проверкой.
Всякого рода доктора из поликлиники, психологи из ЦПСиД и т.п. «специалисты» не являются сотрудниками органа опеки и проходят мимо, а не к вам домой.
На что имеют право сотрудники опеки, проводящие проверку?
Цель проведения проверки прямо указана в Правилах: оценка жилищно-бытовых условий подопечного, состояния его здоровья, внешнего вида и соблюдения гигиены, эмоционального и физического развития, навыков самообслуживания, отношений в семье, возможности семьи обеспечить потребности развития подопечного. Вот именно это и должно происходить.
Оценка жилищно-бытовых условий подопечного не означает, что можно открывать холодильник, пересчитывать трусы в шкафу, заходить в какую-либо комнату без спроса и т.п.
Помните, что ваш дом — ваша крепость, и здесь действуют ваши правила. Если у вас принято снимать обувь, обеспечьте визитёрам тапки. Или пусть носят (а часто – носят) с собой бахилы. Но и наличие бахил не позволяет им шастать везде без вашего приглашения. Проверка — не означает «обыск» или даже «осмотр», тут не уголовное дело, а вы — не преступник.
Что делать, если всё-таки сотрудница органа опеки открывает комод и лезет в бельё подопечного (считает апельсины в холодильнике)?
А что бы вы сделали, если это была не сотрудница опеки, а, положим, сантехник из ЖЭКа? Тот же тоже «по делу» оказался у вас в квартире?
Не стесняйтесь, захлопывайте дверцы (прямо по рукам): в нашем доме лазить по шкафам не принято. И основание-то очень простое: «Как вы себя ведёте при детях? Давайте мы придём в вашу контору и мой пятилетка с удовольствием исследует у вас все шкафы и тумбочки. И если найдёт конфеты… А тем более, если не найдёт…».
Может ли орган опеки беседовать с подопечным без присутствия опекуна?
В законе и в подзаконных актах это никак не оговорено. Не хотите выходить из комнаты, где разговаривают с подопечным — не выходите. Заставить вас нельзя. Нигде не написано, что вы должны обеспечить кому-то из сотрудников специальные условия, в том числе, уединение с ребёнком.
И если кажется, что вопросы, задаваемые ребёнку, некорректны, опекун, защищая права подопечного, в том числе и от топорного непрофессионализма отдельных сотрудников органа опеки, может вмешаться в этот «опрос».
Если орган опеки так невероятно сильно хочет интимного общения с ребёнком, что готов его для этого вывести из дома и забрать с собой — значит дело настолько серьёзное, что вам пора бежать к адвокату. В большинстве же случаев желание тихонечко переговорить с ребёнком «без мамы» связано либо с любопытством, либо, что чаще, с «неверно понятыми интересами службы». И то и другое вполне купируется присутствием при опросе ребёнка.
Конечно, совершенно неуместные вопросы вроде: «А велосипед точно 12 тысяч стоил?» или «Ну, что, Галя, бьёт тебя мама? В детдом-то хочешь?» надо просто прерывать, а таких сотрудниц недвусмысленно просить покинуть помещение.
Могут ли меня снимать и записывать на диктофон сотрудники опеки? А я могу?
Снимать на видео — нет, поскольку здесь очевидно нарушение частной жизни (ни вы, ни сотрудники опеки не давали разрешения вас снимать). Иногда, спрашивая разрешение, сотрудники опеки делают фотографии вашего жилища. Разрешать или нет — дело ваше. Может быть три-четыре фотографии сэкономят вам полчаса описаний стульев и стеллажей, но решать вам.
Что касается диктофона, то никаких ограничений по записи вами того, что происходит у вас дома при официальной проверке органа опеки, нет. Предупреждать об этом не надо (не обязательно), можете сами записывать. А вот орган опеки делать это может только с вашего разрешения. Нет разрешения — нет записи. Дело тут в том, что сотрудники органа опеки — на работе, и никакой тайны личной жизни у них в этот момент нет. А вот вы, напротив, находитесь дома, предмет проверки — как раз таки ваша семейная жизнь, и поэтому ваши тайны можете записывать только вы. Если хотите.
Что происходит после проверки?
В течение 10 дней сотрудник органа опеки должен подготовить и подписать («утвердить») у начальства акт проведённой проверки. Этот акт составляется в двух экземплярах, один из которых должен быть направлен (вручён) тому, в отношении кого проверка проводилась .
Чаще всего этого об этом деликатно забывают. Но вы не ленитесь и на 11 день посетите орган опеки. Даже если там поклянутся, что отправят акт почтой, всё-таки попросите сделать копию (если надо, попросите письменно, заявлением). И — читайте внимательно. Если что не так — придётся идти в суд. Но это уже совсем другая история.
Ну, и парочку экзотических моментов.
Не надо ничего писать ЗА опеку. Например, одной из моих читательниц опека предложила написать «черновик» акта проверки и принести его в опеку.
Также нередко просят передавать фотографии детей или копировать грамоты об достижениях. Всё это, разумеется, невозможно требовать. Попросить (вежливо) — да, а вы, если хотите, можете дать или нет. Но не более.
В одной опеке Московской области, например, потребовали «завести инстаграм и выкладывать туда фоточки детей». А потом вообще велели опекунам и приёмным родителям сдать список своих аккаунтов в социальных сетях. Это, конечно, за гранью, и, конечно, ничего подобного делать не надо.
Как не делать? Вот просто брать — и не делать.
А усыновителей это всё тоже касается?
Не вполне. С усыновителями всё немного проще.
22. Контрольное обследование условий жизни и воспитания усыновленного ребенка (далее — контрольное обследование), за исключением случаев усыновления отчимом (мачехой) при условии, что совместно с отчимом (мачехой) и ребенком проживает один из родителей ребенка, проводится уполномоченным специалистом органа опеки и попечительства в следующем порядке:
— первое контрольное обследование — в первый год после усыновления по истечении 5 месяцев со дня вступления в законную силу решения суда, но не позднее окончания 7-го месяца со дня вступления в законную силу решения суда;
— второе контрольное обследование — по истечении 11 месяцев со дня вступления в законную силу решения суда, но не позднее окончания 13-го месяца со дня вступления в законную силу решения суда;
— третье контрольное обследование — по истечении 23 месяцев со дня вступления в законную силу решения суда, но не позднее окончания 25-го месяца со дня вступления в законную силу решения суда;
— четвертое контрольное обследование — по истечении 35 месяцев со дня вступления в законную силу решения суда, но не позднее окончания 37-го месяца со дня вступления в законную силу решения суда.
Необходимость проведения контрольного обследования по истечении 3 лет определяется органом опеки и попечительства индивидуально в соответствии с конкретной ситуацией, складывающейся в семье усыновителя(ей). Контрольное обследование проводится с сохранением тайны усыновления.
23. По результатам контрольного обследования специалист по охране детства органа опеки и попечительства, посещавший семью, составляет отчет об условиях жизни и воспитания усыновленного ребенка. В отчете должны быть отражены сведения о состоянии здоровья ребенка, обучении, его эмоциональном и поведенческом развитии, навыках самообслуживания, внешнем виде и взаимоотношениях в семье.
23(1). Отчет об условиях жизни и воспитания усыновленного ребенка оформляется в течение 7 дней со дня проведения контрольного обследования, подписывается проводившим контрольное обследование уполномоченным специалистом органа опеки и попечительства и утверждается руководителем органа опеки и попечительства. Отчет оформляется в 2 экземплярах, один из которых передается лично усыновителю(ям) в течение 3 дней со дня утверждения отчета, второй хранится в органе опеки и попечительства. Отчет может быть оспорен усыновителем(ми) в судебном порядке.
Если совсем коротко: обследований меньше, исследуется меньший круг вопросов (например, НЕ обследуются жилищно-бытовые условия) и, конечно, должна соблюдаться тайна усыновления.
В завершение…
Вообще, нужно понимать, что став опекуном, а тем более усыновителем, вы подчиняете свою жизнь необходимости защиты прав и законных интересов ребёнка. И даже если для этого приходится быть настойчивым, спорить с сотрудниками опеки, не пускать, не открывать, не давать…. и что там ещё «не» — это ваш крест, вам его нести. Защищайтесь.
Детям — детский суд!
Одно из наследий советской (в плохом смысле) системы правосудия — Комиссии по делам несовершеннолетних , существующие и поныне в каждом районе страны.
Чем они занимаются?
В целом — ерундой. Но в очень большом количестве. Таком, что в ряде районов Москвы было создано в своё время аж по две комиссии — одна не справлялась.
КДН — это чисто административный орган, состав которого утверждается, как правило, главой администрации района, в котором комиссия создаётся. Некоторые люди входят туда по должности (глава района или его зам, сотрудник полицейского подразделения по делам несовершеннолетних и т.п.), некоторые — потому что так решил глава (скажем, председатель совета ветеранов или глава детского патриотического самодеятельного клуба). Все эти люди, как правило, не получают зарплату и участвуют в КДН лишь потому, что их обязали это делать на основном месте работы.
Про полномочия КДН написаны тома в каждом регионе: где-то положения, где-то законы, где-то постановления губернатора — где что. И всё — сплошная говорильня и ерунда.
Суть же прописанного на федеральном уровне круга полномочий КДН — принятие решений по делам об административных правонарушениях (как правило, в отношении несовершеннолетних), и, крайне редко, работа с несовершеннолетними нарушителями уголовного закона, не достигшими возраста уголовной ответственности (скажем, 13-летними воришками). Всё остальное — пустые слова. Ну, вот, например:
КДН «обеспечивают осуществление мер по защите и восстановлению прав и законных интересов несовершеннолетних, защите их от всех форм дискриминации, физического или психического насилия, оскорбления, грубого обращения, сексуальной и иной эксплуатации, выявлению и устранению причин и условий, способствующих безнадзорности, беспризорности, правонарушения и антиобщественным действиям несовершеннолетних»
Это вот про что конкретно? Что эти чудные люди из патриотических клубов и детских поликлиник должны делать? Конкретных полномочий в законе «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» просто нет.
Зато есть в КоАП , например. То есть дело о нарушении общественного порядка (курение на детской площадке) в отношении вашего 16-летнего сына будет рассмотрено именно в КДН. И 14, положим, человек, будут всерьёз (всерьёз ли?) спрашивать, как ваш ребёнок дошёл до жизни такой, что закурил в песочнице? Получив любой ответ, эти люди сделают страшный по своей силе выбор: на какую сумму выписать штраф: две или три тысячи рублей — и отправят несовершеннолетнего домой.
Что это было? А просто полтора десятка взрослых людей занималось ерундой.
На мой взгляд, не надо собирать патриотов и ветеранов в комиссию, чтобы назначить штраф — с этим прекрасно справятся судьи. Если мы считаем, что нужен более внимательный взгляд — может быть, судьи специального (да-да, детского, «ювенального») суда, с участием соцработника, человека, который будет на стороне ребёнка, а может быть и специально детского адвоката . Суд, который по определённым правилам примет решение, как именно наказывать, и что дальше делать с ребёнком.
Зачем для этого собирать 15 человек из поликлиник, школ и служб труда и занятости?
Проблема ещё и в том, что, в отличие от судьи, КДН работает по каким-то напрочь размытым правилам, а решение этого коллективного органа можно обжаловать всё равно только в суд.
То, чем раньше пугали на пионерском сборе хулиганов — поставим, мол, на учёт в КДН — совершенная профанация. Ну, вот, стоит Вася на учёте в КДН — и что это меняет в жизни Васи? Да ничего не меняет, только какая-то усталая женщина-ответственный секретарь КДН заведёт ещё одну папочку и положит туда какую-то бумажку. Полномочий помогать у КДН просто нет, а желания этого делать — ещё меньше. Так зачем всё это вообще нужно? Ну, прежде всего, как «бассейн-отстойник», с ролью которого плохо справляется орган опеки: если уж совсем не знаешь, что делать — отправляй материалы в КДН. Там их «рассмотрят» ветераны-патриоты, поставят ребёнка «на учёт», и вот уже можно отчитаться: пятнадцать минут тётки и дядьки покричали на школьника — работа проведена.
Как и в любом коллективном деле — ответственность в КДН размывается, и, в сущности, ликвидируется. Школа кивает на опеку, опека — на поликлинику, а в результате — строгое решение комиссии «предупредить», после чего все расходятся по домам.
Мы ещё слышим иногда, когда к ответственности за халатность по отношению к детским нуждам привлекают орган опеки, но вот чтобы кто-то, а тем более персонально, понёс хоть какую-то ответственность за решение комиссии — нет, не было такого в наших краях.
По-моему, КДН совершенно лишняя организация, бессмысленная и беспощадная, как многое в нашей стране.
А вот ювенальных судов, детских адвокатов , школьных психологов, которых начали переделывать в соцработников или просто сокращать — вот этих всех специалистов очень-очень не хватает.
Но пока есть КДН, и пока она «принимают меры», всё будет оставаться по-прежнему. Общество будет надеяться, что у них есть кто-то, кто реально занимается проблемами детей, а КДН — делать вид, что оно этими проблемами действительно занимается. А начальство — делать вид , что занятие это хоть сколько-нибудь полезно.
Ведь если признаться, что КДН — бесполезна, то это значит что, надо делать что-то новое? Эффективное?
Мне кажется, нужно признать, что у нас нет правосудия для несовершеннолетних. Необходимо снять, в конце концов, стигму со словосочетания «ювенальная юстиция» и вместо импотентных КДН создавать это самое ювенальное правосудие: с судьями, адвокатами, соцработниками, психологами… А не делать вид, что реальную работу специалистов может заменить пятнадцатиминутное сотрясание воздуха членами КДН.
zharov.info
Текучка кадров и плохая подготовка: как проблемы в органах опеки приводят к семейным трагедиям
Низкие зарплаты и незащищенность со стороны государства делает работников органов опеки «девочками для битья». Эксперты также считают, что назрела необходимость профессионального обучения соцработников в вузах. Эксперты: Елена Альшанская — президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»; Людмила Виноградова — член общественной организации защиты семьи «Родительское всероссийское сопротивление»; Светлана Вершинина — экс-начальник отдела опеки и попечительства администрации Дзержинска.
*Техническая расшифровка эфира
Александра Хворостова: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Это программа «Угол зрения» на радио СОЛЬ, у микрофона Александра Хворостова. Тема нашей программы звучит следующим образом: «Текучка кадров и плохая подготовка: как проблемы в органах опеки приводят к семейным трагедиям».
На портале «Такие дела» сегодня опубликовали статью о том, что «18% отделений органов опеки имеют только одного сотрудника. «Одной из основных проблем российской опеки является текучесть кадров. Об этом «Известиям» рассказала член совета по попечительству в социальной сфере при правительстве, президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская. Свыше половины специалистов работают в этой профессии менее пяти лет, а 16,5% — меньше года».
Вот об этой проблеме мы поговорим сегодня, о том, как ее можно решить. Спросим, какие пути выхода из данной проблемы, у самой Елены Леонидовны Альшанской, президента Фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Здравствуйте!
Елена Альшанская: День добрый.
А.Х.: Действительно сегодня настолько серьезно стоит вопрос нехватки работников органов опеки? И чем это оборачивается сегодня?
Е.А.: Я бы немного подкорректировала. Я не видела текст на портале «Такие дела», но это говорю, конечно же, не я, а министерство образования, данные, которые они озвучили на одном из заседаний нашего совета. Безусловно, такая проблема есть. Но я бы говорила, что ключевая проблема — не только и не столько на данном этапе текучка кадров и их недостаточность, сколько отсутствие у нас профессиональных кадров в этой сфере. Причем отсутствие именно в принципе, потому что пока еще на сегодняшний момент такой специальности в вузах России не существует. Отдельных специальных вузовских программ подготовки специалистов органов опеки нет. Это говорит о том, что люди, которые принимают решения настолько судьбоносные, настолько важные, эти решения должны приниматься с максимальной осторожностью и максимальным знанием и профессионализмом, о возможности ребенку жить в той или иной семье, о возможности той или иной семьи взять на воспитание детей, — они, по сути, к этому не готовятся специально. У нас с 2015 года существуют профстандарты, они были приняты. Это требования к профессиональным навыкам и знаниям сотрудников органов опеки. Они достаточно высокие. Это перечень каких-то областей знаний. При этом у нас отсутствуют программы обучения, и пока эти требования смотрятся довольно странно. У нас, насколько я понимаю, сейчас идет разработка и профессиональных программ. Но в основном в рамках каких-то других курсов. Отдельно такой специальности пока нет. Поэтому не очень понятно, что там содержательно, в каких вузах они будут, в рамках каких специальностей эти программы будут, что вообще это за программы. Сегодня мы этого не знаем. Поэтому, конечно, уже вторая история — текучка, — она отчасти связана с этой первой проблемой. Представьте себе, что у вас совершенно обычное образование, педагога или юриста. Вы приходите на работу, где ваша задача — принимать решения о человеческой жизни и судьбе каждый день, в огромном объеме. Это огромная эмоциональная нагрузка, а инструментов и знаний, достаточных для этого, у вас нет. Вы можете думать, что они есть, что ваша юридическая подготовка и знание законов — этого достаточно, но, конечно, это не так, этого недостаточно. И помимо огромного объема знаний, связанных с психологией детско-родительских отношений, вы должны уметь понимать все про технологии социальной работы с семьями, про поддержку семьи, про сопровождение. Кроме того, вы должны уметь помогать себе, потому что это ситуация крайнего риска выгорания. Огромное количество трагедий, катастроф, с которыми вы сталкиваетесь, искореженных детских жизней. И при этом вы еще должны нести за это ответственность и принимать какое-то решение. Это чудовищная, на самом деле, работа. И проблема в том, что нет специального образования, что нет достаточных ресурсов у органов опеки, чтобы это решение принимать. В качестве простого примера — к нам достаточно обращаются сотрудники органов опеки в ситуации, когда они должны принимать решение об отобрании ребенка из семьи, но они видят, что там хорошие отношения у родителей с детьми, но при этом родители не справляются с довольно серьезными областями заботы о своем ребенке. Например, в ужасном состоянии квартира — нет ремонта, тараканы, крысы, в этом есть опасность подхватить инфекционные заболевания, ребенка недокармливают. Но при этом видно, что ребенка любят. Сделать что-то у них нет никаких ресурсов в этой ситуации. У них нет подразделений специальных, которые бы работали дальше с семьей. Задача — просто принять решение. Они зачастую обращаются сегодня в том числе и в НКО, чтобы те как-то помогли, с этой семьей поработали, прежде чем это решение будет принято. Или, например, довольно часто к тем специалистам, у которых есть школа приемных родителей, сегодня тоже обращаются органы опеки, чтобы они писали какие-то заключения психологические на потенциальных кандидатов в опекуны. Потому что все принятие решения на органах опеки и попечительства, это они должны дать человеку заключение о возможности быть опекуном. А нужных инструментов, чтобы это решение принять, у них нет. Это вопрос о том, как у нас сегодня устроена система с точки зрения вообще самой ее структуры, что это такое, что она собой представляет, и с точки зрения образования. И уже потом, конечно, идут вопросы количества.
А.Х.: Об этом вопросе говорят широко, в том числе и член комитета Госдумы по государственному строительству и законодательству Ольга Баталина еще поднимала этот вопрос — вопрос профстандарта или профессионального образования. Если сейчас в каких-то университетах предусмотрят подобные специальности, сразу решится проблема с текучкой кадров?
Е.А.: Нет, безусловно, не решится. Потому что, кроме профобразования, еще то, о чем я говорила, — должны быть либо органы опеки встроены очень четко в некую систему, связанную с органами социальной защиты, в ту систему, которая непосредственно с семьей будет работать, оценивая ситуацию, насколько она кризисна и рисована для ребенка, принимая какие-то меры по устранению проблем, по помощи семье, оценивая потенциал и ресурсы приемной семьи. То есть все остальные элементы должны быть в достаточно плотной, междисциплинарной системе взаимодействия с органами опеки. Потому что когда они одни, и у них нет этих приставных, грубо говоря, рук, то принимать это решение приходится исключительно под честное слово, основываясь только на своих ощущениях, без возможности как-то повлиять на ситуацию. Даже если они действительно видят, что семье нужна помощь. Не во всех регионах органы опеки и соцзащиты находятся в рамках одного ведомства. Во многих регионах у них вообще практически нет коммуникации. И органы опеки могут не знать, какая работа делается в отношении этой семьи соцзащитой. Либо они пытаются поручить соцзащите работать с этой семьей, а соцзащита совершенно не готова работать по поручению органа опеки и по-своему видит эту ситуацию. Эффективное взаимодействие у них не налажено. Во многих регионах, к сожалению, у соцзащиты тоже недостаточно ресурсов для этой работы. Например, те же самые ремонты. Они у нас не заложены в бюджет. И когда люди приходят и видят очень тяжелые жилищные условия семьи и понимают, что ребенку действительно опасно и плохо, сделать они ничего не могут. У нас нет таких служб и таких бюджетов, которые позволили бы в этой ситуации оперативно, без того, что вы встанете в очередь, напишете 88 заявлений, через 100 лет вам, может быть, что-то сделают, это должны быть очень оперативная история. Если мы видим семью с ребенком, проживающую в землянке, например, или в строительном вагончике, я реальные истории говорю из нашего опыта и из практики работы нашего фонда, то, по идее, в этот момент должны вместо отобрания ребенка хотя бы временное социальное жилье предоставлять такой семье, а потом уже разбираться, как они до этого вагончика дошли, есть ли у них какие-нибудь права.
А.Х.: Может быть, вы знаете, каким образом построена вот эта работа будущих специалистов на Западе, опытом каких стран мы могли бы воспользоваться? И почему сегодня, кроме понятных проблем с дефицитом бюджета, мы не можем ввести вот эти образовательные стандарты в вузах?
Е.А.: Я думаю, что мы можем. Более того, это и случится. Просто на это нужно какое-то время. Мне удивительно, что все эти годы этого не было. И вы спросили про Запад. На самом деле, конечно, нет никакого Запада как единого места. В каждой стране это устроено абсолютно по-своему. И, конечно, оно взаимосвязано с общей структурой вообще социальной системы. Поэтому сказать, что мы можем где-то взять что-то и перенести — нет, так нельзя. Нужно все устройство социально-экономическое и государственное переносить. Во-первых, там не такого понятия, как органы опеки. Они по-разному называются, что чаще всего это служба в рамках социальной защиты. Это социальные службы, которые очень увязаны с ситуацией социальной работы, потому что они обычно внутри тех же ведомств находятся, в которых и вся социальная помощь. Где-то это могут быть судебные исключительно истории, то есть все эти решения о перемещении ребенка решаются через суд. Где-то прерогатива принятия решения у соцработников. Тоже есть свои минусы. Поэтому нам, конечно, нужно строить свою систему, тут с полной калькой никаким образом не сработаешь. Но учитывать какие-то плюсы и минусы, безусловно, нужно, потому что у нас социальная система строится гораздо меньшее количество времени, чем на Западе. По сути, после распада Союза почти 30 лет. Но все равно это довольно молодая история. И если в первое десятилетие вся задача была — каким-то образом удержать абсолютно обрушившуюся экономику и спасать в каких-то очень экстренных, крайних ситуациях, уж конечно, каких-то денег и ресурсов на выстраивание полноценной системы социальной защиты у молодого государства просто не было в 90-е годы. Сегодня уже нужно говорить о том, что существовать в этом формате, как мы в 90-е начали, с не построенной нормально федеральной системой социальной защиты, невозможно. Нужно принимать эти решения сейчас, потому что сейчас люди страдают от того, что у нас все устроено вот таким хаотичным, раздерганным, не собранным вместе, в разных структурах совершенно свои процессы, они практически не взаимодействуют, когда у нас до сих пор не было даже специальности, не обучали сотрудников опеки. Это же нонсенс, на самом деле, уже 30 лет прошло, за это время, наверное, это решение можно было принять. Хорошо, что оно принято хотя бы сегодня. И я надеюсь, что лет через 5 эта история заработает, у нас появятся такие вузовские программы не в рамках повышения квалификации 2-месячного, а в рамках нормального обучения. Либо будет пересмотрена сама структура органов опеки. Может быть, они, как в западных странах, уйдут в социальную защиту, может, нет. Может быть, у них более судебная функция будет. Может быть, будет как сегодня, но с этими дополнительными руками и ногами, чтобы была возможность не только принять решение забирать или не забирать, отдавать или не отдавать, но и проводить или организовывать, инициировать всю эту социальную работу, которая, чаще всего, во всех этих случаях необходима.
А.Х.: Если говорить еще об одной проблеме, опять же, по докладу Минобрнауки, что 18% отделений органов опеки имеют только одного сотрудника — допустим, мы встроим систему образования, будем выпускать высококвалифицированных людей. Но ведь это нам не дает гарантии, что люди тут же пойдут учиться на социального работника, пойдут в эту отрасль.
Е.А.: Здесь не может быть решений несистемных. Даже если вместо одного сотрудника появится три и с образованием, все равно, вы понимаете, если у вас на территории 100 семей в трудной жизненной ситуации, то ваши три работника опеки особо ничего сделать не смогут.
А.Х.: Ну, да. Каким образом можно привлечь тех самых профессионалов? Пусть на том уровне, на котором сейчас работают, и с тем багажом знаний, с которым сейчас работают в органах опеки?
Е.А.: С моей точки зрения, этих профессионалов нужно привлекать не в органы опеки, а в органы системы социальной защиты, но делать их очень четко взаимосвязанными. Например, идет сигнал о проблеме какой-то. Не орган опеки должен выходить на оценку ситуации, а как раз социальный работник вместе с психологом. То есть те люди, которые, во-первых, компетентны по своему базовому образованию и могут определить, действительно ли все так проблемно. А во-вторых, они же, скорее всего, и будут дальше с этой семьей работать. Они выходят, передают собранную информацию сотруднику органа опеки. Могут выйти и с ним, конечно, но не всегда понятно, зачем, потому что специальной компетенции в этой сфере у него нет. Дальше, собственно говоря, инициируется какой-нибудь план по реабилитации или возвращению ребенка в семью или наоборот, в зависимости от ситуации. Задача опеки — контролировать работу тех специалистов, тех служб, которые будут руками непосредственно что-то делать. У нас же, так как этих рук часто нет, то просто выкатывается семьей какой-то список того, что она должна сделать, высадить к утру 12 кустов белых роз и т. д. И потом удивляются, что же у нее не получилось. Плюс очень часто речь у нас идет о семьях с зависимостями. Это вообще довольно бессмысленная история — требовать от человека с зависимостью, чтобы он взял себя в руки и перестал пить. Это примерно как требовать от человека с аппендицитом, чтобы он у него болеть перестал. Человек болен. Ему нужна медицинская, в первую очередь, и социально-психологическая реабилитация. Здесь задача специалистов — его направить в организацию, которая профессионально такую помощь оказывает. А не говорить ему на словах, что ты, тряпка такая, соберись и брось пить с завтрашнего дня, пожалуйста. Это бесперспективная абсолютно история.
Тут эта ниточка за собой вытягивает все эти дефициты, лакуны всей системы помощи. Например, я говорю про людей с зависимостями. Тут же мы подходим к проблеме, связанной с тем, что у нас практически нет доступных, современных и эффективных способов работы с людьми, которые зависимы от алкоголя и наркотиков. Что у нас есть? Хорошо, наркодиспансер будет в районе. Если это маленький город, скорее всего, ничего там, кроме кодирования, не предложат, что абсолютно неэффективно в большинстве случаев. Какой-то работы по социальной реабилитации потом тем более часто нет. Даже не до всех регионов у нас доехали группы анонимных алкоголиков, группы самопомощи тех же бывших зависимых, которые очень эффективны, на самом деле, особенно в ситуации, когда у нас ничего другого нет. И тут уже вопрос, опять же, про государственную политику. Если мы понимаем, какая большая проблема у нас зависимости населения, у нас сколько детей в детских домах из-за алкоголя, то где у нас распространенные по всем территориям, доступные, современные, эффективные, а не с потолка взятые программы помощи таким людям? Иногда это, в первую очередь, завязано на экономике региона. Люди пьют, потому что там больше нечего делать. Я была в одной деревне в Тверской области, из которой уже выехала большая часть населения, и те, кто остались, это в основном алкоголики. Они действительно все пьют. Работы нет, транспорт ходит раз в день в другой населенный пункт, то есть регулярно ездить на работу нет возможности. Досуга для молодежи там вообще никакого нет. Стоит здание бывшей школы пустое, бывшего культурного центра пустое, все. У этого поселения есть администрация, у этого региона есть, в конце концов, губернатор. Если не смотреть на проблемы вот так, что нужно сделать — чтобы на территории у тебя люди не пили, особенно люди с детьми. А что у них там в реальности? Не всегда алкоголь пьют только потому, что он доступен. Обычно есть более глубокие причины личностные, это неблагополучие, нереализованность. Это очень часто связано именно с общей ситуацией в той среде, где человек живет. Значит, должна быть работа на уровне региона, на уровне губернатора, направленная, четкая абсолютно, с пониманием, что этот населенный пункт умирает, люди спиваются, там живут люди с детьми в том числе. Только в комплексе все это дает полноценную, достаточно хорошую картинку помощи. Хотя бы что-то, начать хотя бы с того, чтобы у сотрудников органов опеки появилось образование, и они сами поймут, уже имея это образование, что без выстраивания этой системы они ничего сделать не могут. И будут они инициаторами этой более глобальной реформы, я уверена.
А.Х.: Но все-таки у вас есть уверенность в том, что в этом плане скоро наладится более или менее положение дел?
Е.А.: Профстандарты приняты, если мы говорим про образование, то да, программы уже должны разрабатываться. А дальше должны быть вузы, в которых обязаны запустить. Будет отслеживать этот момент.
А.Х.: Огромное спасибо, что вы вышли с нами на связь.
Мы продолжаем. Общественные организации полагают, что органы опеки и попечительства недостаточно справляются с возложенными на них функциями. Прежде чем принимать решение о реформировании структуры, необходимо разобраться в истинных причинах сложившихся ситуаций. Об этом мы и говорим сегодня. И у нас на связи Людмила Николаевна Виноградова, член общественной организации защиты семьи «Родительское всероссийское сопротивление». Здравствуйте!
Людмила Виноградова: Здравствуйте.
А.Х.: Говорим сегодня о проблемах, связанных с текучкой кадров, с непрофессионализмом в области работы в органах опеки. Как вам кажется, что происходит с органами опеки в России, что не так, что нужно делать?
Л.В.: Первое, что происходит с органами опеки, на мой взгляд, — это то, что их нагружают несвойственной им работой. Опят показывает, что нужно бы сделать так — их должны привлекать к делу только тогда, когда ребенок остался без попечения родителей. А не до того, когда органы профилактики должны работать с семьей. В настоящее время получается так, что вместо того, чтобы заниматься с опекаемыми, детьми, находящимися под опекой, оказывать помощь опекунам, взявшим детей под опеку, органы опеки вынуждены постоянно выполнять несколько обязанностей и несвойственные им функции. Это изъятие детей при угрозе их жизни и здоровью. Это статья 77 Семейного кодекса накладывает на них такие обязанности. Но я считаю, допущено именно на законодательном уровне. Потому что главная функция у органов опеки скорее педагогическая, психологическая. И профессиональный стандарт, насколько я знаю, не предъявляет особых требований по юридическому образованию. И когда представители опеки приходят в семью и видят беспорядок, малообеспеченность, они не сумеют идентифицировать такую ситуацию правильно, они просто избыточно применяют эту 77 статью и изымают детей из семьи. Разбираться им в тонких нюансах некогда, потому что нагрузка у них очень большая. В настоящее время вот этот регламент межведомственного взаимодействия, который введен федеральным законом 442 с 1 января 2015 года, он их обязывает совместно с другими органами профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних, как полиция, служба социальной защиты, включаться в эту работу вместо того, чтобы сосредоточиться на своей непосредственно обязанности — опекать оставшихся без попечения. Они благодаря этому межведомственному взаимодействию вынуждены вторгаться в семью, когда еще ребенок живет с папой, с мамой, с бабушками, с дедушками, с взрослыми браться и сестрами. То есть функции накладываются, зарплаты не повышаются, объем работы увеличен, штаты не увеличиваются. И, таким образом, в некоторых регионах на одного представителя органа опеки, насколько я знаю, вот в Свердловской области около 240 семей на одного представителя органов опеки. Это нагрузка немыслимая. Я разговаривала с представителями опеки, они говорят — да мы сами не рады, что на нас эти функции взвалили, и мы получаемся крайними во всех незаконных изъятиях. Нет ни четкого законодательства, ни четких формулировок в законе, размытые формулировки как в Семейном кодексе, так и в законе 120 «О профилактике безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних». А сами граждане и представители общественности ведь во многом не разбираются. И для них все лица, которые принимают участие в изъятии, они все для них априори органы опеки. Поэтому незаслуженно даже в некоторых случаях органы опеки у нас страдают. Надо непременно разделить их функции, то, что должно исполняться органами профилактики, это полиция по делам несовершеннолетних, это органы соцзащиты, где-то должны быть четко прописаны эти функции, в каком-то регламенте. Потому что единого типового, как я понимаю, нет. Есть только региональные. Они с большими нарушениями и избыточностью применяемых норм прописаны. И полиция нарушает закон свой же, 120, вмешиваясь в семью. И получается, что и органы соцзащиты превышают свои полномочия, когда приходят в семью и изымают ребенка и помещают его в социальный реабилитационный центр вместо того, чтобы оказывать профилактическую помощь семье, а не одному ребенку. Его просто выхватывают из семьи, и этим ограничивается социальная помощь. Это абсурд. Вместо того, чтобы оказать материальную, психологическую, юридическую, педагогическую какую-то помощь, просто изымается из семьи ребенок, помещается в социально-реабилитационный центр, семья разделена, ребенок страдает, для него очень сильная психологическая травма, и родители тоже страдают, многие незаслуженно наказываются родители. Поэтому в первую очередь надо разобраться с законодательством, как я считаю, внести четкие формулировки, что такое тяжелая жизненная ситуация, при которой должна работать социальная защита и оказывать всестороннюю помощь семье, что такое социально опасное положение, при котором должна работать полиция и заниматься профилактическими мероприятиями с членами семьи, с тем же ребенком. И тогда, в соответствии с новыми нормами, которые будут четко регламентировать действия каждого субъекта профилактики, тогда нужно будет составить новый регламент действий каждого органа, и уже в соответствии с этим регламентом органы опеки освободить от несвойственных им функций и возложить на них обязанности только по надзору за опекаемыми семьями, опекунами и попечителями.
А.Х.: Есть еще такое мнение, что кроме разграничений полномочий, одной из проблем органов опеки является неправильное обучение кадров опеки. В этом плане есть ли у вас сомнения по поводу тех людей, которые работают в органах опеки? Мы знаем, что сейчас у нас на социального работника нигде не учат. Видите ли вы в этом проблему сегодняшнего дня?
Л.В.: Проблема однозначна. Она какого плана — у нас вопреки закону о государственной службе не руководители проводят периодические семинары и обучения своих сотрудников, а фонды, которые работают по методическим рекомендациям западных стран, переведенных на русский язык, совершенно не соответствующих российскому законодательству. Эти организации, взявшие на себя такую обязанность, просто не в правильном русле обучают этих сотрудников и органов опеки, и органов социальной защиты и неправильные установки дают.
А.Х.: Кому тогда нужно поручить это обучение?
Л.В.: По закону эта обязанность лежит на руководителе соответствующего ведомства. Допустим, в судах такую работу проводит областной суд, практически ежемесячно, ежеквартально проводятся семинарские занятия, судьи знакомятся с новым законодательством, различные темы, обобщения по судебной практике делаются. Точно так же эту работу должны проводить и государственные служащие, а не некие НКО, у которых, во-первых, не проверен уровень их образования, они не имеют никакой лицензии на образовательную деятельность. И они вторгаются в такую тонкую сферу, как семейные отношения, и начинают диктовать свои условия, которые совершенно оторваны от законодательства. Они вводят новые понятия, которых у нас в правовом поле нет, как, допустим, экономическое насилие. Да нет у нас такого в правовом поле, нет у нас никакого экономического насилия. А вот это все внедряется в сознание этим сотрудникам. Они уже начинают предъявлять семье претензии, что ребенка 14 лет оставили без карманных денег, проявляют к нему экономическое насилие. Но давайте вспомним Семейный кодекс, там родители определяют способы воспитания. То есть не надо, чтобы в эту сферу обучения государственных служащих вторгались НКО с непонятным статусом. А многие из них являются просто-напросто иностранными агентами.
Определить, конечно, надо профессиональные стандарты. И не столько там должно быть юридическое образование, а все-таки психологическое и педагогическое, на мой взгляд. Потому что основная функция — сопровождать, обучать и помогать родителям и опекунам, именно оказывать педагогическую помощь в воспитании взятых под опеку детей. Это самое сложное. Юристы в этой ситуации бывают беспомощны.
А.Х.: Мы еще часто говорим, что в регионах сотрудники органов опеки получают мизерные зарплаты. Вот это профессиональное выгорание, по сути, ничем не оправдывается. Хорошо, мы разделим полномочия, если уж задумались, то введут, наверное, какие-то профессиональные курсы или, возможно, даже будет вузовское профильное образование по этому стандарту. Но поможет ли это популяризовать саму профессию социального работника?
Л.В.: Органы опеки — не исключение. Они, как и все остальные государственные рядовые служащие, получают мизерную зарплату. Поэтому, естественно, вопрос о повышении заработной платы всех без исключения рядовых государственных служащих, тех, которые тянут на себе весь этот воз проблем, нужно решать, этот вопрос уже просто перезрел. От того, что у нас получают судебные работники 10−15 тысяч, судебные приставы 15 тысяч, а органы опеки — около 20 тысяч, никому легче не будет, потому что мы видим и коррупционную составляющую при таких низких заработках, и все остальное. Кроме того, министерство социальной политики ставит перед органами опеки и соцзащиты неправильные задачи. Они ставят такие планы, чтобы больше детей было передано в замещающие семьи, семьи опекунов, приемных родителей, вместо того, чтобы премировать и ставить задачу, чтобы детей возвращали в кровные семьи. Такой задачи сейчас не ставится. Ежеквартальные собираются планы, может быть, даже чаще. И первая строчка — сколько детей передано в замещающие семьи. Вот на эту задачу все органы опеки и нацелены, даже получают за это какой-то процент к заработной плате, что я считаю совершенно недопустимым. Нужно определить хороший заработок, чтобы он действительно был достойный, чтобы люди не нуждались. Это очень чувствительная сфера, тут же связано и с криминальным бизнесом на детях. Что греха таить, мы ведь знаем такие случаи, когда и органы опеки связаны с незаконной передачей детей на воспитание в опекунские семьи. Передаются дети на усыновление в иностранные семьи в нарушение закона. Чтобы всего этого избежать, минимизировать, я считаю, задачу надо другую ставить перед органами опеки, не чтобы они передавали большее количество детей в приемные семьи, а чтобы они работали, если их регламент межведомственного взаимодействия обязывает, на возвращение детей в родную семью, и за это получали какое-то поощрение, за то, что дети с родителями воссоединились. А по заработной плате вопрос нужно решать однозначно, и не только органам опеки, а всем служащим. У нас бытует мнение, что если чиновник, значит, он купается в роскоши. Не исключу, может быть, руководители и купаются. Но если у нас у судей районных судов, мировых судей зарплата 80−100 тысяч, это на сегодняшний день, по-моему, не огромные деньги, то у рядовых сотрудников тех же органов опеки, я уверена, 50 тысяч не превышает зарплата. А по нынешним временам это, конечно, не зарплата. Поэтому текучка кадров, люди не задерживаются и криминальная составляющая никуда не исчезает.
А.Х.: Мы об этом говорим, об этом задумались на уровне уполномоченного по правам ребенка, говорят очень много общественники. Есть ли у вас надежда на то, что в скором времени разрешится проблема, мы не будем с вами говорить об этом? И какое время надо дать на это разрешение дела?
Л.В.: Это такая глобальная проблема, здесь столько заинтересованных лиц, очень много иностранных агентов действует на этом поле. Поэтому сказать, что проблема решится в этом году или на следующий, я не рискну. Хотелось бы надеяться, что та работа, которую начали общественные организации по поручению Владимира Путина, сейчас готовится альтернативный доклад президенту по работе РВС, где указываются причины незаконного изъятия, какие-то типичные ошибки органов опеки, органов полиции. Если этот доклад дойдет до президента, я думаю, что волевым решением, поняв, насколько проблема у нас зашла в тупик в стране, он сделает правильные выводы и поручит соответствующим лицам исправить эту ситуацию. Только так. Потому что самотеком это все не пройдет, очень много заинтересованных лиц и очень много тех людей, которые просто-напросто мешают наладить обстановку именно в этой сфере опеки и попечительства.
А.Х.: Огромное спасибо вам за комментарии.
Мы продолжаем. У нас на связи Светлана Александровна Вершинина, экс-начальник отдела опеки и попечительства администрации Дзержинска. Здравствуйте!
Светлана Вершинина: Добрый день.
А.Х.: Вы когда-то возглавляли отдел опеки и попечительства администрации города Дзержинская Нижегородской области. Вы прекрасно знаете все проблемы работников органов опеки на региональном уровне. Минобрнауки говорит, что в этом году, в прошлом году наблюдается огромная текучка кадров, что на одного сотрудника опеки приходится несколько тысяч детей. Так ли это? Может быть, это неправильные данные, и мы опять что-то раздули, как говорят вечно о СМИ?
С.В.: Ничего не раздули, текучка кадров в опеке была всегда. И будет до тех пор, пока люди, работающие там, не почувствуют хотя бы какую-то государственную защиту. Это ведь проблема не только региональная. Фактически, работают в основном женщины, люди с большими сердцами, с милосердием. Но те, кто не очень умеет любить чужих детей, чужих людей, они быстро уходят. Поэтому и текучесть кадров.
Это на самом деле очень тяжелая работа. Вы представьте себе, женщины на 99,9%, они постоянно в состоянии экстрима, беды — детской, семейной. Они все время в несчастьях детей, это постоянно. Защиты никакой нет. Они всегда между молотом и наковальней. Кто такое специалист опеки? Это девочки для битья. Я всегда привожу такой пример — как будто стоят на юру, и кто вперед, тот и пиннет. Я была на многих программах на первом, втором канале. Посмотрите, кто судит о нашей работе. Артисты, юристы, пенсионеры, то есть те, кого собирает публика. На каком основании? Эти люди на самом деле между молотом и наковальней. Нет ни одного государственного документа, защищающего специалистов опеки. Мало того, что и материально — специалист получает около 15 тысяч. Я всегда гордилась и горжусь своими девочками, которые работают у меня в отделе опеки. До сих пор с ними связь у меня. Их 13 человек. Из 13 пятеро взяли сирот на воспитание. Это не просто так, они болеют душой. Те, кто не более душой, они быстро уходят. Потому что эта работа — сложнейшая. Морально сложная, я про физический не говорю, а морально это очень тяжело. Представляете, видеть беду. Я когда была начальником отдела опеки, у меня были очень хорошие секретари всегда. Они после приема, когда к тебе приходит, извините, изверг, дошло дело до убийства, и я должна с ним разговаривать, у меня сводило руки. И это постоянно. Хорошо, когда идет вопрос об усыновлении. Но опять-таки, усыновляем детей, оставшихся без попечения родителей, это тоже трагедия. Поэтому когда я смотрю программы, и начинают на опеку валить все грехи, во всем виновата опека, у меня всегда на это боль сердечная. Почему? Они в самом деле между молотом и наковальней.
В моей практике было несколько случаев, особенно вот один, вопиющий. Мы забрали детей, плохо ли, хорошо, но забрали у одной мамашки. Суд ее восстановил в родительских правах, мы были категорически против. Восстановил суд. Я понимаю судью, потому что общественное мнение. Восстановил. За ними такой контроль был установлен! Чтобы уйти из-под нашего контроля, она уехала в другое место. Ну и что? Дети сгорели. Все дети, четверо, сгорели, пока мама с папой ходили, искали себе на похмелье. Потом отец умер от передоза, а потом мать сгорела. Вот что это такое? Специалисты опеки видят. Никто не учит специальности, нет никаких факультетов. У нас курсы проходят. Например, в нашем регионе постоянные курсы в институте повышения квалификации. Но милосердию научить невозможно. Состраданию научить невозможно. И вот те, кто это делать не умеют, — быть милосердным, сострадать, увидеть, как помочь, бывает так, что не знаешь, как помочь, но увидеть, — вот те остаются в опеке.
А.Х.: Многие отмечают, что у нас в стране нет профильного образования социального работника. Как вам кажется, действительно ли это проблема, когда нет профильного образования у тебя? Не тех курсов, о которых вы сказала, а именно специального образования — нужно ли оно?
С.В.: А какое профильное?
А.Х.: Которое включало бы и педагогику, и психологию, и юриспруденцию.
С.В.: Или педагог, или юрист. Больше у нас нет с вами такой спайки, педагог-юрист. Значит, нужно вводить что ли. У нас работают все с высшим образованием, раз мы говорим о нашем регионе, я говорю за регион, хотя проблема всего нашего государства это. У нас работают или педагоги, очень многие были соцпедагогами в школе, с высшей категорией, или юридическое образование. У меня есть работники, у них два образования — и педагогическое, и юридическое. Но таких мало. У меня была очень хорошая девочка в отделе — ее в министерство забрали. Я согласна, что нужно какое-то стабильное образование. Но как назвать, я не знаю. У нас сейчас министр образования РФ — женщина умная, может, и до нее дойдет, и она на эту тему подумает, когда услышит с мест.
А.Х.: Говорят, что органы опеки не справляются с возложенными на них функциями еще оттого, что огромное количество функций на них возложено изначально. Действительно ли это так?
С.В.: Я считаю, что это неправильно, что не справляются. Очень много всяких навешано на них обязательств. Но у нас стало расхожим понятием — раз с ребенком что-то плохо, виновата обязательно опека. Мне постоянно звонят с разных каналов. И вот недавно в Челябинске что ли умер ребенок от СПИДа. Мне звонят — Светлана Александровна, тут опека виновата? На каком основании опека здесь виновата? Опека работает постфактум. Если есть семья, стоящая на учете как неблагополучная, с ней работает соцзащита, комиссия по делам несовершеннолетних, инспекция по делами несовершеннолетних, образование, все сделали, кажется. Но не получается — отец пьет, мать пьет, ребенку плохо. Вот тогда начинает заниматься опека. Тогда опека смотрит, идет комиссионно, никто не вправе решить судьбу ребенка единолично. И опека никогда не пойдет на то, чтобы ребенку сделать плохо. Решается комиссионно, что нужно. Нужно забрать из этой семьи ребенка? Надо, потому что ему плохо, потому что здесь угроза его жизни и здоровью. Но дается семье время — пожалуйста, реабилитируйтесь. Во многих местах нашего региона опека помогает. Мы помогаем и устроиться на работу, и в садик помогаем. Еще очень большое значение имеет, как относится администрация к опеке. Нам везло, пока я работала, нам всегда шла навстречу наша администрация. Помогали и с устройством на работу, и с жильем, и со школами, и с садиками. Здесь очень большое имеет значение. Но я знаю районы, знаю службы, когда приезжали к нам в Дзержинск на встречи и говорили, что я одна на район сельский, детей много, и помощи ждать неоткуда. Почему? Потому что нет государственных документов, защищающих опеку, помогающих. Масса всего навешана, хотя бы строго определить — вот она, опека. Хотя есть у нас закон, где каждой сестре по серьге. Но все сваливают на опеку. Всегда виновата опека. Девочки для битья. Поэтому я всегда против, меня коробит, когда на этих программах начинают все… Ведь никто из специалистов опеки не учит, как работать юристу, как работать артисту, но нас учат все — вы работаете плохо, — не зная, что на самом деле на месте-то. Потому что все-то ведь не выложишь. Это надо увидеть.
А.Х.: Мы все любим клеймить позором кого-то, да. Огромное спасибо, Светлана Александровна, что вы с нами поговорили.
Это была программа «Угол зрения» на радио СОЛЬ, у микрофона была Александра Хворостова. До свидания.
salt.zone